SocioEra.ru

Молодежные субкультуры: российская специфика

Что же предопределяет российскую специфику субкультурных образований в молодежной среде, а точнее – их слабую развитость в традиционном для Запада понимании? Три фактора, как нам представляется, здесь играют основную роль.

Первый – социальная и экономическая неустойчивость российского общества на протяжении последних полутора десятилетий и обнищание основной части населения. В 2000 г., согласно данным Госкомстата России молодежь (16–30 лет) составляла в численности населения с денежными доходами ниже величины прожиточного минимума 21,2%, а в своей возрастной группе доля бедных была 27,9%. Среди безработных молодежь в возрасте до 29 лет тогда же составила 37,7%. Хотя в последующие два года отмечался некоторый экономический подъем, принципиально картина не изменилась. Для значительной части молодежи проблема физического выживания отодвигает на задний план потребности, реализуемые в формах молодежных субкультур.

Второй фактор – особенности социальной мобильности в российском обществе. Каналы восходящей социальной мобильности в 1990‑е годы претерпели коренные изменения, и молодежь получила возможность достигать престижное социальное положение в очень короткие сроки. Первоначально (в начале десятилетия) это привело к оттоку молодежи из системы образования, особенно высшего и послевузовского: для быстрого успеха (понимаемого как обогащение и достигаемого в основном в сфере торговли и услуг) высокий уровень образования был скорее помехой, чем помощью. Но позже вновь усилилась тяга к получению образования как гаранта личного жизненного успеха. Кроме того, действует фактор укрывания юношей от службы в армии.

Возможность быстро достичь успеха, стать богатым, в действительности слишком часто основанная на криминале, является, тем не менее, основой для социальных установок и ожиданий значительной части российской молодежи. Этим во многом вытесняется идентификация с субкультурными ценностями в западном смысле, поскольку такая идентификация в российских социокультурных условиях противоречит реализации установок на материальное благополучие.

Третий фактор – аномия в российском обществе в Дюркгеймовом смысле, т.е. утеря тех нормативно-ценностных оснований, которые необходимы для поддержания социальной солидарности и обеспечения приемлемой социальной идентичности. В молодежной среде аномия ведет к парадоксальному сочетанию актуальных оценок и глубинных ценностных предпочтений.

В плане актуальных оценок особенно значимо отношение молодежи к органам государственной власти, к высшим должностным лицам. В середине 1990‑х годов негативные оценки повсеместно преобладали, но и исследования последнего времени фиксируют относительно низкие показатели доверия молодежи к государственным структурам. Позитивный сдвиг наметился с начала 2000‑х годов в отношении к Президенту России (по мониторингу ВЦИОМ, в ноябре 2001 г. В.В. Путин вызывал доверие у 39,1% респондентов в возрасте до 29 лет). Но та или иная оценка Президента не ведет автоматически к повышению доверия к власти в целом или ее отдельным институтам. Важным итогом недоверия к власти является распространение уверенности молодых россиян в том, что можно полагаться только на собственные силы.

На фоне социальной аномии широчайшее распространение приобретает преступность среди российской молодежи. С 1990 по 2000 г. состав лиц, совершивших преступления, численно увеличился почти в два раза (с 897,3 тыс. до 1741,4 тыс. человек), а в возрастной группе 18–24‑летних в 2,5 раз (с 189,5 тыс. до 465,4 тыс. человек). В 2000 г. к лицам, совершившим преступления, были отнесены 932,8 тыс. молодых россиян (14–29 лет), т.е. более половины (53,6%) всех преступников. Что это означает для современного состояния молодежной среды в России? Расчет на базе официальной государственной статистики показывает, что число молодых россиян, хотя бы раз совершивших преступление (по установленным фактам), в данное время составляет примерно 6 млн. человек, или одну пятую часть молодежи в возрасте 14–30 лет.